Перевод Эпизода #67 "Welcome to Night Vale" - [Best Of?] выполнен по скрипту, любезно предоставленному Cecil Speaks
Эпизод 67 – [Лучшее из?]
Леонард Бёртон: На самом деле солнце холодное! Оно холодное и пустое, и всё потеряно.
Приветствия из Найт Вейла!
Пока ваш постоянный ведущий, Сесил Палмер, в отпуске, мы продолжаем знакомить вас с самыми яркими моментами бессчётных лет его пребывания в эфире Городской Радиостанции Найт Вейла – от скромного интерна, с энтузиазмом докладывающего о событиях с места их происшествия, до его штатной должности за рабочим столом величайшей городской радиостанции Америки.
читать дальшеСегодня я думал начать с особой и редкостной записи, самого первого выступления Сесила на наших волнах. Давайте послушаем.
[Звук запускаемого NAB-картриджа(*)]
Сесил: Привет, это Сесил! Ох, тьфу! Эм, ой. Ох. Прошу прощения, эм, давайте я попробую ещё раз, в этот раз получится гораздо профессиональней!
Здравствуйте, слушатели! С вами интерн Сесил Палмер с докладом для ведущего Леонарда Бёртона прямо с места событий. Это так волнительно! Я стою на обширном участке пустыни, где никто не жил сотни лет! Здорово, правда? Но это ещё не самое здоровское, потому что совсем недавно здесь появились первые поселенцы! Они выглядят так, словно прибыли откуда-то издалека, с востока. Это не их земли, но они всё равно собираются здесь осесть. Они говорят: «Это наше» и совершенно абсурдным образом указывают на саму Землю, как будто она нечто, чем можно владеть!
Один из прибывших, знаменитый киноактёр Ли Марвин(*), которому как раз сегодня исполнилось тридцать, – ой, точно! С Днём Рождения, мистер Марвин! – сказал, что они немедленно приступают к основыванию города. Города, который они назовут Найт Вейлом. Их дома, где будет всё то, без чего в настоящем доме не обойтись: тайны, смертельный ужас, вездесущее правительство и места, куда нельзя заходить и к которым запрещено даже приближаться!
Затем он надел на себя мягкую мясную корону, и все остальные новоприбывшие ему поклонились.
А сейчас – Афиша Общественных Событий.
С понедельника по воскресенье здесь будет бесплодный участок пустыни с разбросанными по нему там и сям инородными обломками человеческой популяции, которых зашвырнуло сюда с востока демографическим взрывом. Эти апатичные товарищи будут вяло туда-сюда слоняться, ныть и без конца жаловаться на жару и нехватку воды. Тени с вершин холмов будут наблюдать за ними, смотреть, но не подходить ближе. Прищурив глаза, прибывшие разглядят на холмах эти тени, после чего сощурятся сильнее и ещё сильней, пока их веки не сомкнутся полностью. А потом они заведут песню без слов и на одной ноте, и продолжат напевать её с плотно сомкнутыми губами до тех пор, пока разум их не опустеет; тогда они усядутся на песчаную землю и погрузятся в грёзы, и продолжат грезить до тех пор, пока грёзы их не очистятся; и после этого они больше никогда не бросят свой взгляд на холмы. Они прекратят верить в холмы вовсе. Любые возвышенности станут для них смешны и абсурдны. Небо – усеянный звёздами чужак. Земля – пустынный друг. Скальные поселения покинуты теперь, но разбросанные дети их со всей определённостью существуют, и полны любви и радости, и печали.
Это была Афиша Общественных Событий.
Ладушки! М, и обратно к тебе, Леонард! Ой, э, мистер Бёртон, сэр. Эм, спасибо, что предоставили мне эту возможность.
[Звук останавливаемого NAB-картриджа]
Леонард: Что это были за фантастические деньки, а! Чудесно всё, что родом из прошлого. И как же жаль, что ничто не остаётся прежним, всему приходится меняться. О, я определённо терпеть не могу изменения. Солнце сдвинулось со своего привычного места на небосклоне, и теперь я совершенно ему не доверяю.
А вот ещё один доклад Сесила тех времён, когда был интерном. Один из моих любимых, воистину поворотный момент для нашего города, и для Америки, и для всего мира, но ещё и - увы и ах! – для военачальников из дальних пределов галактики, что были намерены длить и длить бессмысленную Кровавую Космическую Войну.
[Звук запускаемого NAB-картриджа]
Сесил: Это интерн Сесил, с места событий.
Я вижу перед собой лишь опустошение. Опустошение, бывшее раньше ничем иным, как существованием. Люди и дома свелись к дырам в пространстве и времени. Провалы, реальные и метафорические. Потери, которые могли бы потрясать до глубины души, если бы им уже не предшествовало состояние, что бывает перед потерей; состояние, когда каждый предмет, человек или явление определяются тем отсутствием себя, что придёт после них: опустошением и руинами.
Серпантином и воздушными шариками!
Три счастливых десятка лет нашему юбиляру, бессмертной легенде экрана Ли Марвину, который в честь празднования своего особого дня открыл седьмой глаз и испепеляет благодатным огнём тех, кто стал этому очевидцем, одну голосящую сотню за другой!
С Днём Рождения, мистер Марвин!
А теперь, Детский Уголок Занимательных Научных Фактов.
Недавно я совершил фантастическое путешествие по Европе. Сейчас мне некогда, но на днях, слушатели, я вам расскажу несколько забавных историй из того времени. Ну а пока мы здесь ради науки, верно? И от кого лучше всего узнавать о науке, как не от учёного, правильно?
Так вот, в моей поездке я встретил очень умного и… очень симпатичного учёного. Зовут его Гульельмо Маркони(*), и он мне показал разные вещи. Самые разные вещи. Всё показал.
А ещё он мне показал новый прибор, над которым он сейчас работает, и который называется – только послушайте! – «радио». Как бы невероятно это ни казалось, Маркони думает, что скоро передачи наподобие этой будут доноситься невидимыми волнами прямо к вашим ушам. Он показал мне схемы и чертежи своего изобретения, и в них была куча странных слов вроде «приёмника», и «передатчика», и «городского радио», и «трёх часов альтернативной музыки без рекламы», которые все являются важными составляющими работы этого странного нового механизма.
Кто знает? Может быть, однажды я увижу одно из этих «радио» собственными глазами! Хаха! Ох. Даже само слово звучит по-дурацки.
Это был Детский Уголок Занимательных Научных Фактов.
[Звук останавливаемого NAB-картриджа]
Леонард: Давайте снова поговорим о старых добрых деньках. Помните 1930-ые(*)? Или «сверкающе чистые тридцатые»(*), как мы их когда-то называли? Когда Америка полнилась деньгами до краёв, а люди вертели в танцах бёдрами(*)(*) и носили расшитую блёстками бахрому, и просто не могли и не желали остановиться.
О, это было просто замечательное время, чтобы свернуть стодолларовую купюру, набить её измельчёнными двадцатками и выкурить её на манер сигары, просто замечательное.
Как бы я хотел уметь останавливать время.
[Звук запускаемого NAB-картриджа]
Сесил: С вами интерн – [вздох] всё ещё интерн Сесил. Большое спасибо, как и всегда, Леонарду Бёртону, что находится сейчас на своём месте в будке ведущего, как и был уже, кажется, очень и очень долгое время.
Ох! Я не имел в виду, действительно долгое; эм, кто вообще знает, как это - долго? Уж точно не я! Просто кажется, что оно именно так, вот и… Вот и всё.
Итак, канун Нового Года, одна тысяча девятьсот тридцать четвёртый. Здесь, в Найт Вейле, как и во всех городах нашей великой страны, мы празднуем его с большими бассейнами, полными шампанского. Это весело и к тому же практично: шампанского у нас куда больше, чем мы можем выпить или даже безопасно хранить - высоченные штабеля ящиков с ним всё время грозили бы обрушиться на наши хрупкие тела.
Так что же может быть лучше, чем почтить уходящий год, вылив галлонов эдак двести или триста этого напитка в бассейн и от души в нём поплескавшись?
Впрочем, как выяснилось, шампанское не очень подходит для купания, со всем своим спиртом и кислотностью. Но это ничего страшного, потому что у нас есть плавательные матрасы из прессованной икры(*)(*)!
Все собрались здесь, и все потрясающе проводят время! Даже маленькая Джози Ортис(*), несмотря на свой юный возраст, не отстаёт от всеобщего веселья, развлекая купальщиков простыми магическими трюками и мелкими предсказаниями. Это – лучшая вечеринка из всех, что мы устраивали в Найт Вейле! Ну, то есть, лучшая со времён той памятной грандиозной гулянки, когда мы праздновали тридцатилетие Ли Марвина на прошлой неделе.
И когда я смотрю на буйную растительность лугов и пастбищ, на пышные кроны деревьев, чьи ветви склоняются к земле под весом тропических фруктов там, где ещё несколько лет назад была лишь пустошь, бесплодная на веки вечные, - я чувствую тепло в своей груди, то американское тепло, которое придаёт мне уверенности в будущем. Как сейчас, будет и всегда. Отныне и впредь – мир. Отныне и впредь – процветание. Отныне и впредь – бассейны шампанского каждый Новый Год.
Америка набирает высоту, и работящие люди – её крылья.
И снова возвращаемся к тебе, Леонард! Как и всегда, и я правда не могу припомнить, чтобы ты когда-нибудь не был ведущим!
[Звук останавливаемого NAB-картриджа]
Леонард: Разумеется, всего лишь несколько лет спустя деревья и луга пропали, Вторая Мировая Война обрушилась на Европу, и все жители Найт Вейла объединили свои усилия и бросили их на создание взрывчатки и механизмов, метающих взрывчатку во врага. Ни в чём так не проявляется восхитительное совершенство человеческого товарищества, как в межконтинентальном вооружённом конфликте! Да, хорошие были времена, куда лучше, чем теперь.
Также это первый выход Сесила в эфир в качестве полноправного ведущего этой передачи.
[Звук запускаемого NAB-картриджа]
Сесил: Реви «Пощады никому!» и псов войны с цепи спусти! Рыдай «Пощады никому!» и плачь!(*) Сожми свою скорбь, как уголь сжимают в алмазы, пока не покатится хрустально-прозрачная эссенция её по твоим покрасневшим щекам, и спусти с цепи этих уродливых бесполезных псов, чтобы они сделали своё уродливое бесполезное дело.
Добро пожаловать в Найт Вейл.
Здравствуйте, слушатели. И вот я здесь, где, как я думал уже, никогда не окажусь – за микрофоном в студии Городской Радиостанции Найт Вейла.
Да, важнейшей новостью сегодняшней ночи стало то, что всеми нами любимый Леонард Бёртон отошёл от дел, чтобы проводить больше времени в попытках понять, что же из себя представляет семья. Так что отныне я сменяю его в качестве голоса нашего небольшого городка. Я горжусь этим днём, счастливым для меня. Уверен, что гордится им и моя мать, которая скрывается от меня вот уже десятилетиями, но чьё отсутствие говорит мне во многих отношениях больше, чем могли бы сказать любые слова.
На этом мы подводим черту под важными новостями и возвращаемся к повседневной рутине.
Разумеется, в Европе и на Тихом океане всё ещё идёт война; война идёт по всему миру. Атаковали и нас… то есть, не совсем нас, Найт Вейл по-прежнему в порядке. Но люди, с которыми мы делим одну общую широкую категорию, - они, где-то там, были атакованы. И это не может так продолжаться.
Найт Вейл, конечно, весьма непросто покинуть, так что никто из нас не вступил в ряды армии или что-то вроде; но мы вносим свой вклад в общее для Америки дело, покупая военные облигации(*)(*), выращивая овощи на огородах победного домашнего фронта(*)(*) и проводя ритуальные песнопения в кругах кровавых камней. Ведущие эксперты утверждают, что выиграют эту войну несокрушимый американский дух, военное мастерство наших солдат на поле боя и – в основном – ритуальные песнопения в кругах кровавых камней. Как гласят всем нам знакомые плакаты с Клепальщицей Рози(*), развешенные по городу: «Ты, забирайся в круг кровавых камней и не вылезай оттуда, пока не перевыполнишь норму по ритуальным песнопениям в два раза! А не то я и остальные клепальщики придём к тебе с клепальными пистолетами. К тебе когда-нибудь приходили с клепальным пистолетом? О, дружище, тебе это точно не понравится. Уж поверь мне».
Вдохновляющие слова в эти непростые времена.
Но если бурные события последних нескольких лет выбьют почву у вас из-под ног и поколеблют ваш дух – вспомните своего друга Сесила, что ведёт вас из своей студии голосом и словами сквозь тяжелейшие из времён, с этого дня и впредь.
[Звук останавливаемого NAB-картриджа]
Леонард: Хм. Пока проигрывалась эта запись, я обнаружил ещё несколько NAB-картриджей, с виду довольно-таки старых. Не помню, чтобы отбирал их в избранное для сегодняшней передачи. Давайте-ка взглянем, что на первом их них. Он подписан «Конец?» (вопросительный знак)
[Звук запускаемого NAB-картриджа]
Сесил: Нулогорск, наш русский город-побратим, стёрт с лица земли. Жители Нулогорска, наши друзья – они стёрты с лица земли тоже. С тех пор небо раскалено смертью добела. В одночасье выгорело столь много топлива для столь многих ракет, что осенний воздух кажется немного теплее даже здесь. Не говоря уж о том последнем шипящем жаре, что ознаменовал конец каждой из них. Цветы смерти распускаются по всему миру, обжигающие и бесповоротные.
И я буду говорить для вас до тех пор, пока не смогу больше – из мира, которому приходит конец.
Тысяча девятьсот восемьдесят третий; наш последний год. Что ж, думается мне, год не хуже прочих.
Джози Ортис, когда-то совсем юная, теперь средних лет, никогда уже не станет пожилой женщиной, которой могла бы стать. Ли Марвин, прославленный киноактёр, умрёт, едва перешагнув порог своего тридцатилетия, так и не отметив ещё один прошедший год.
А я? Я уйду тоже. Посреди надсадного воя сирен, которые лишь предупреждают, отказывая в помощи, делают вид, что защищают нас, не защищая вовсе. Я никогда не встречу того самого. Того, кто мог бы придать моей жизни глубину и смысл, того, кто мог бы стать моим единственным, моей второй половиной. Я лишь буду сидеть здесь, как всегда был лишь здесь, за этим микрофоном, - пока не прекращу быть и никогда, никогда больше не буду.
Из мира, который прекращает своё существование, - спокойной ночи, Найт Ве… - И всё указывает на то, что нас ждёт просто отличный год! По меньшей мере, столь же отличный, каким был прошедший тысяча девятьсот восемьдесят третий!
Джози Ортис просила вам всем напомнить, что в этот четверг она проводит бенефис в пользу Старого Оперного Театра. О, это будет событие экстра-класса, со всем тем, что можно ожидать от изысканного вечера, проведённого вне дома – и даже с салатной стойкой. Стоимость билетов – сто долларов, и они не продаются таким, как ты.
И к прочим новостям: Симона Ригедо, преподаватель наук о Земле в городском колледже Найт Вейла, утверждает, что её реальность расщепилась, и она прямо сейчас проживает совсем другую цепь исторических событий. Цепь событий, которая завершается концом всего.
Симона отменяет свой курс обучения наукам о Земле и планирует полностью посвятить себя осмыслению того, что же произошло с её разбитым на осколки сознанием и с этим погибшим – но при этом и не погибшим – миром.
Что ж, удачи тебе с твоим новым призванием, Симона!
[Звук останавливаемого NAB-картриджа]
Леонард: О да, это были славные дни! Дни, когда мир словно бы всё никак не заканчивался для одних, но не для других. Мир сейчас – место, куда худшее, чем был когда-либо. И всё же куда лучшее, чем когда-либо ещё будет. Прошлое всегда лучше настоящего, а будущее – хуже всего.
Следующий картридж помечен как «Погода». Давайте посмотрим, что там.
[Звук запускаемого NAB-картриджа]
[“When Can I Say That I Love You” by Kyle Fleming]
[Звук останавливаемого NAB-картриджа]
Леонард: И у меня осталась последняя запись. На картридж, прямо на пластик, кто-то прилепил кусок изоленты и написал неровным почерком жирное «НЕТ!». Так что давайте его поставим.
[Звук запускаемого NAB-картриджа]
Сесил: Слушатели, о слушатели, я… сегодня я пришёл к вам с печальной вестью. Я… я думаю, вы её уже знаете. Я…я…я думаю, мы все видели, что случилось.
Семье и друзьям нашего бывшего ведущего Городской Радиостанции Найт Вейла я передаю свои глубочайшие соболезнования. Не то чтобы от моих соболезнований вам был какой-то прок…
Ведь то, что испытал Леонард, ни одно человеческое, ни одно разумное существо не должно испытывать никогда. Кровь! Эти пятна на разбитом асфальте. Кожа или… Я думаю, то была кожа? И все те ошмётки, которые совершенно точно не кожа, конечно же, и, конечно же, ещё больше крови, и потом этот отвратительный звук, будто бы что-то дёргают или тянут, и один последний ужасный хруст.
Мы все навсегда запомним этот хруст.
Там было ещё… но я не могу. Угх. Остальное – не буду.
И ногти. Конечно же. Конечно же, ногти.
Я скорблю о Леонарде Бёртоне всем своим сердцем, и своей печенью, и почками, костями пальцев на моих ногах, и моим пупком, я скорблю о нём своей подмышкой и испариной, выступившей на шее, каждой своей частью. Каждой гранью своей. Физическим моим воплощением. Всем этим я скорблю о нём.
Леонард дал мне первый толчок. Возможность себя проявить. Он дал мне ту жизнь, что есть у меня сейчас, а теперь у него самого нет жизни. Это уравнение с неверно записанной цифрой. Не поддающееся никакому решению. Это ошибка.
Городской Совет предупредил, что беспорядок, оставшийся после смерти Леонарда Бёртона, скорее всего привлечёт Уборщиков Улиц, и что всем нам нужно укрыться. Занавесьте зеркала, прикройте глаза, не покидайте свой кров и скорбите. Не покидайте свой кров и скорбите.
Спонсором смерти Леонарда и моей едва сдерживаемой печали стала сегодня Шаста-Кола(*). Шаста-Кола: всё тот же замечательный вкус и низкие, низкие цены.
*Ахем*
А сейчас мы сделаем над собой усилие и постараемся перейти к новостям политики. И в центре внимания, разумеется, горячие споры, развернувшиеся вокруг президента Клинтона. Кто он такой? Эм, и что такое «президент»? Как эти странные новости из внешнего мира достигли нашего маленького пустынного селения?
Чтобы разобраться с этим, давайте послушаем старшего политического аналитика, Ли Марвина, который… О! Только посмотрите, какой сегодня день! Это же ваш тридцатый день рождения!
[Звук останавливаемого NAB-картриджа]
Леонард: Я… Ээээ…
Слушатели, доводилось ли вам когда-нибудь забывать, где вы оставили свои ключи? И вы твёрдо знали, что они на камине, но их там не было? Приходилось ли вам пропускать назначенную встречу, потому что вы совершенно точно были уверены, что она в среду в полдень, а не во вторник в десять? Вспоминали ли вы когда-нибудь жизнь, которую не проживали? Случалось ли так, что ряд последовательно составленных слов делал вас в чём-то не уверенными? Нетвёрдыми в своих суждениях? Или «неми», просто «неми», как прилагательное, целиком образованное из «не»?
Я не помню, чтобы нечто подобное было на самом деле. И такая быль мне не нравится. Это плохая быль, и до того, как я её услышал, сегодняшний день был гораздо лучше. А сейчас, вот этот теперешний момент – он никуда не годится. Совершенно никуда не годится!
Оставайтесь вместе с нами, чтобы испытать всё меньше лучшего и больше всё того же. Было очень приятно подменять вашего постоянного ведущего всю эту неделю на моей прежней работе, Найт Вейл. Сесил скоро вернётся.
А до тех пор, это был Леонард Бёртон.
И, как всегда, пока, Найт Вейл. Пока.
Сегодняшняя поговорка: «Я промёрз до костей», - говорю я, лоскут за лоскутом снимая с себя кожу, обнажая то, что под ней. Промёрзшие кости.(*+альт.версия перевода)
[Спустя примерно полминуты звучащей после поговорки музыки, - звук останавливаемого NAB-картриджа]